Киллер из шкафа - Страница 56

— А другое убийство? Зачем ему было в нем после первого эпизода светиться?

— Ну, значит, не мог не светиться. Значит, свидетеля убирал. Или хотел у него что-то узнать. Или предупреждал таким образом нанимателей, которые ему задолжали. Оттого и зубы пилил. Чтобы страшнее. Тоже, знаешь, не каждый на такое способен, чтобы по живым зубам и гвозди в пальцы. Только тот, кто психологически подготовлен.

Так что ты, вполне может быть, крутого киллера зацепил. За которым по всем прочим делам полминистерства безуспешно охотится. Ты прикинь, сколько в последние годы было дел с похожим почерком. По которым виновных не нашли. А вдруг это он? Тогда мы с тобой, считай, всему министерству нос утрем.

— А если это все-таки не он? Если его участие в деле — это всего лишь случайность? Стечение роковых обстоятельств.

— Каких обстоятельств?! Что ты выражаешься, как графоман? Ты сыскарь, ты должен оперировать фактами, а не романтическими домыслами. А факты указывают на него. Есть пальчики на оружии, есть патологоанатомическая и баллистическая экспертизы, подтвердившие идентичность пуль в его пистолете и в головах трупов. Есть показания соседки, которая его опознала, и опять же отпечатки пальцев на напильнике, которым в другом эпизоде спиливали зубы потерпевшему. Что тебе еще надо?

— Ну не знаю...

— А я знаю. Гражданина Иванова тебе надо. Чтобы надавить на него как следует. И чтобы связать все эти неопровержимые факты чистосердечным признанием. И, опираясь на них, вычислить всех остальных преступников.

А ты, вместо того чтобы центральную в этом деле фигуру разыскивать, кота за хвост тянешь. Вот скажи мне, что сделано для розыска и задержания подозреваемого?

— Объявлен всероссийский розыск, разосланы ориентировки, допрошены родственники и друзья, у которых он предположительно может скрываться.

— Ну и что?

— Пока никакого результата.

— Значит, плохо родственников допрашивали. Значит, надо было нажать. И расколоть. Не может быть, что никто из них ничего не знал. Давай, сыскарь, ищи, сыскарь. Носом землю рой. Нам этот твой Иванов во как нужен! На нем и сосредоточься.

Следователь неопределенно пожал плечами.

— Ты, видно, что-то недопонимаешь, сыщик. Ты сообрази наконец — Иванов у нас уже есть. И пули есть, и пальчики, и показания. Под него вся доказательная база подведена, которую ни один прокурор опровергнуть не сможет. И ни один судья. Слабо им против фактов. А если бы ты еще чистосердечное получил да тот пистолет, из которого он двух потерпевших завалил, при задержании нашел, то, считай, все дело закончено... Понимаешь? Иванов УЖЕ есть. А все прочие участники даже не установлены. И если не будут установлены, то это, считай, висячка. Со всеми не обещающими нам с тобой ничего хорошего последствиями. Ну ты понял или нет?

— А если...

— А если мы с тобой ошибемся, нас суд поправит и дело на доследование вернет. Но только потом вернет. Когда весь этот шум стихнет, а мы с тобой все полученные за успешное расследование дела премиальные пропить успеем. Потом — это, брат, не теперь. Это уже потом...

Так что возьмись за ум и возьмись за Иванова. Который, даже если допустить, что он в этом деле фигура случайная, во что лично я не верю, все равно фигура самая главная. Потому что он на месте преступления был и все видел. Преступников видел. И значит, опять-таки выходит, что без него мы до истины не докопаемся.

Ищи, сыскарь. Иванова ищи. Без Иванова нам это дело не свалить. А с Ивановым оно, считай, уже в архиве. А может, не оно одно. Может, еще пара-тройка громких висячек, про которые по телевизору говорят. И которые мы с тобой раскроем.

Так что думай, сыскарь. В нужном направлении думай. На то у тебя голова. И погоны на плечах.

— Разрешите идти?

— Иди...

"Не отвертеться мне от этого Иванова. А Иванову от суда, — подумал следователь Старков, выходя из начальственного кабинета. — Слишком выгоден всем этот Иванов. Потому что в отличие от всех прочих плавает по поверхности, а не лежит, зарывшись в тину, на неизвестном дне. Сам милицейский бог велит сделать из него «паровоз». А остальных, прицепив вагонами, объявить в бесконечный розыск.

Хоть бы найти этого Иванова скорее, чтобы от этого дела отвязаться. Пусть даже с последующим скандалом, но отвязаться..."

Дурак, решило про себя начальство. Непроходимый дурак. И главное, умный дурак. Умный дурак — он самый опасный дурак. Потому что в отличие от глупого такого наворочать способен, что всемером не разгрести.

Как тактик он, может быть, и ничего, а вот как стратег... Дальше своего носа, уперевшегося в протокол, ничего не видит. Или не хочет видеть. Роет вглубь, когда удобная всем истина на поверхности лежит. Черпай полными пригоршнями. Что он, не понимает, что тот Иванов всем как индульгенция? Как универсальная затычка для десятков ртов...

Нет, убирать Старкова надо. Пока не поздно, убирать. А то не дай Бог накопает что-нибудь по-настоящему серьезное. Вот тогда действительно греха не оберешься. Судя по количеству трупов и уверенности, если не сказать наглости, с которой действовали неизвестные преступники, Папы в этом деле участвуют не из последних. Похоже, схлестнулись Папы не на жизнь, а на смерть. И если их по неосторожности в той драке затронуть, то себе дороже может выйти. Потому что, когда двое дерутся, третий не встревай.

А этот дурак встревает. Приключения на свою, а главное, не столько на свою, сколько на чужую голову ищет. Ему что, его дело маленькое. Даже микроскопическое. Прокукарекал — и жди рассвета. С него никто не спросит. А его непосредственному начальству не сегодня-завтра самые высокие милицейские генералы звонить начнут. Чтобы результатами следствия поинтересоваться. Которое еще неизвестно чьи и каким боком интересы задело.