Киллер из шкафа - Страница 59

Плафоны и лампочки взрывались, как маленькие гранаты, осыпая все вокруг мелкими стеклянными осколками. Через несколько секунд в казарме было темно. Только слабый свет начинающегося рассвета подсвечивал пространство возле окон.

— Бей в белое! Они в белом! Они в майках! — кричал в темноте чей-то голос.

Первое, не идеологическое различие было определено. И было названо. Обороняющиеся отсвечивали в темноте майками, трусами, голыми торсами и ногами. В то время как их враги были наглухо запакованы в камуфляж.

Бить следовало в белое.

Первые жертвы нового открытия не замедлили сказаться. На нескольких белых в темноте пятнах расползались темные кровяные кляксы.

— Они достанут нас, — сказал один из бойцов в трусах, — все равно достанут...

— Достанут. У меня в обойме два патрона осталось, — согласился другой. — Надо контратаковать! Тогда хоть кто-нибудь. Вместо всех...

— Надо. Передай другим.

— Контратака... Контратака... — прошелестело по казарме. — — Приготовиться...

Через мгновение противники должны были сойтись вплотную. Сойтись на ножах. Через мгновение должно было случиться самое страшное, что только бывает на войне. Рукопашная схватка.

Бойцы дослали в пистолеты патроны, сцепили враз вспотевшие пальцы на рукоятках ножей, а те, которым повезло меньше, выломали из кроватей железные ножки, выставив их рваным железом вперед.

— Разом! — крикнул чей-то голос.

Десятка полтора фигур рванулись вперед. Навстречу в упор ударившим выстрелам. Кого-то пули нашли, но подавляющее большинство сквозь огненную завесу прорвались. Прорвались благодаря прикрывшим их своими уже мертвыми телами товарищам.

— Вперед!!!

Выстрелы стихли. Потому что стрелять уже было невозможно. Не в кого. Обе стороны сцепились в один шевелящийся, ругающийся, сверкающий лезвиями ножей и оскаленными зубами клубок. Каждая рука нашла чужое горло. Каждый нож — живые человеческие кишки.

— А-а! Гад!!!

— Мужики! Осторожно! Это я!

Удар! Стон. Предупреждающий окрик. Новый удар. Молниеносный, потухший в человеческом теле блеск штык-ножа. Дикий вскрик. И тут же агонизирующий хрип.

— На! Получи!

— Сзади!

Звон столкнувшегося в воздухе железа — ствола автомата и ножки от кровати. Лезвия ножа — с лезвием ножа. Глухие, с хрустом ломаемых хрящей удары кулаков по лицам. Шлепанье выплюнутых изо рта вместе с кровью зубов. Мертвый стук ударившихся о пол поверженных тел.

Возня, сопение, проклятия, стоны.

И безумное желание убить, чтобы остаться в живых самому!

— Ну все...

— Не надо!!!

— Надо! Или ты меня, или я... Драка была короткой, но драка была смертельной.

Во дворе казармы послышались крики. И послышались выстрелы. Похоже, очухались бойцы в соседних казармах. И пятерки прикрытия приняли бой. Сколько они смогут сдерживать превосходящие силы противника? Сколько те будут вскрывать оружейки, разбирать и заряжать оружие, согласовывать свои действия? Минуту? Две? Три? Нет, пожалуй что, пять.

Значит, еще пять-шесть минут, и ситуация в корне изменится. Для пришедших сюда изменится. Драка пойдет на два фронта. Наступающие окажутся зажаты в казарме, из которой уже никогда не выйдут. Живыми не выйдут.

— Уходим! — скомандовал майор Сивашов. Люди в камуфляже попытались оторваться от своего в трусах и майках противника. Но это было нелегко. Потому что разойтись на дистанцию в несколько метров значило разойтись на расстояние выстрела. Который неизбежно прозвучит.

Рукопашка так просто не заканчивается. Рукопашка обычно заканчивается гибелью или безоговорочной капитуляцией противника.

— А, сволочь! Отцепись, сволочь! Снова удары, блеск штык-ножей, вскрики. И требовательный, все перекрывающий голос Сивашова:

— Раненых с собой! Быстрее! Быстрее! Резкий отчаянный отрыв, обмен встречными выстрелами. И мгновенное отступление обороняющихся в глубь казармы. Чтобы под автоматные очереди не попасть.

— Сколько?

— Пятеро!

— Должны быть еще двое. Ищи еще двоих. Переползая через мертвые тела, бойцы майора Сивашова искали своих раненых и погибших товарищей. Которых не хотели оставлять врагу. Двое, отступив к флангам, прикрывали работу «санитаров», высунувшись из-за кроватей и поливая казарму длинными, опустошающими рожки автоматов очередями, не давая противнику возможности поднять голову из укрытий.

— Все?

— Все!

Живые, раненые и мертвые собрались вместе.

— Сейчас будут гранаты! — заорал кто-то из остававшихся в казарме.

Гранаты должны были быть. Потому что только они могли обеспечить надежное прикрытие тылов и гарантировать от ударов в спину. Но гранат не последовало. Возможно, потому, что жертв и так хватало.

— Мы еще вернемся! — пригрозил последний уходящий боец.

— Давай, давай! — закричали ему из темноты казармы.

На улице бойцы взвалили мертвых и раненых на плечи и, ощетинившись во все стороны дулами автоматов, двинулись к забору. В тылу, огрызаясь редкими выстрелами, сдерживали наступательный порыв противника пятерки арьергарда. Им повезло. Они, если не считать нескольких средней тяжести огнестрельных ран, обошлись без потерь.

Забор форсировали с ходу, выстраивая из своих тел пирамиды, по которым, как по лестницам, поднимались и спускались носильщики с ранеными и убитыми.

— Быстрее, быстрее!

Бойцы нырнули в недалекие кусты.

— Прикрытию занять оборону!

Пятерка арьергарда расползлась по земле, залегла за пеньки и валуны, приготовившись к бою. Им предстояло отвлечь и стянуть на себя преследующую разведгруппу сил противника. И сдерживать по меньшей мере тридцать минут. И умереть, если не будет другого выхода. И если эти тридцать минут не истекут.